РАВНОВЕСИЕ

РАВНОВЕСИЕ

 Чаша весов не двигалась, словно не происходило движения не на той, не на другой стороне. Но не только эти две стороны приобретали и теряли союзников, заставляя весы склоняться то в одном, то в другом направлении. Была еще третья, и хотя от нее весы не переклинивало ни вправо, ни влево, этой стороной тоже нельзя было пренебречь. И имя ей было – Равновесие…

Как он появился, взгляд Ковалева не зафиксировал, но даже если бы его бегающий зрачок узрел материализацию незнакомца из чуть теплого воздуха, смешанного с сигаретным дымом и зевками, то Ковалев, обращаясь сам к себе или тому сугубо интимному «я», которое лишь немногие могут прощупать через толстую ткань жира и пустых мыслей, сказал бы: «Да хватит себе захламлять голову!». Некоторые, провожая его фигуру восхищенными глазами, называли данную особенность Ковалева беспристрастностью, а другие, брезгливо поджимая тонкие губы, - тупоумием, были, конечно, и третьи, но они не задумывались над такими вещами, ибо рождены были под тем же знаком, что и обсуждаемый предмет, а посему наблюдения подобного рода их не занимали. Возникшего же из неоткуда было трудно описать в силу того, что он обладал тем свойством, которое делает шпиона суперагентом, а именно: незаметностью. На личность подобного рода можно смотреть долго и не видеть, как если бы смотрели через стекло, но даже если бы что-то и врезалось в память, то незнакомец бы услужливо очистил голову от совершенно ненужных воспоминаний. Его появление совершенно не заинтересовало Ковалева, не то чтобы тому было безразлично появление разных сущностей в собственной квартире, но вид ногтей волновал гораздо больше, и к тому же Ковалев страдал хандрой в такой степени, что если бы незнакомец оказался грабителем, то скорее бы заинтересовал хозяина, чем напугал. Материализовавшийся из неоткуда по свойски открыл бар, налил себе немного коньяку и уселся напротив Ковалева, причем он проделал все это таким естественным образом, что последнему стало казаться, что хозяин квартиры не он, а неизвестно как появившийся незнакомец.
- И что же у нас такое? – по-докторски испытующе посмотрел он на развалившегося хозяина квартиры, прекратившего любование ногтями.
- Мне скучно бес, - в тон ему ответил толстяк, не подозревая, как недалеко он оказался от истины. Вообще, что-то эдакое было в незнакомце, отчего Ковалев ощутил к нему то доверие, которое распространяется на врачей и магов-шарлатанов. И почему-то казалось, будто он знает этого неизвестного тысячу лет, а, может быть, и больше.
- Скука – это грань спокойствия. Того жирненького спокойствия, которое забирается под шкурку обывателей и начинает участвовать в функционировании организма как перевариваемая пища, -и, встретив чуть осмысленный взгляд Ковалева, небрежно поднимая рюмку, представился, - Неон.
- Ко…, - застряли начальные позывные фамилии в голосе говорившего.
- Ковалев Сергей Петрович, - услужливо продолжил Неон, слегка лукаво улыбаясь, как будто доктор, выслушивающий причитания безнадежно больного пациента, и, отвечая встревоженному то ли непроговариваемыми звуками, то ли все-таки посещением незнакомца толстяку, который все-таки стряхнул с себя обволакивающую притягательность собеседника, продолжил, - Считайте, что я вам добрый дядюшка, - и потом, немного подумав и слегка подмигнув партнеру, добавил, - для конспирации.
- Какая к черту конспирация, - зевнул Ковалев, уверяясь в полной безобидности говорящего, - Хотя впрочем мне так скучно, что… Но уверяю вас, это еще не повод для игр в шпионов.
- Вот именно, - потянулся собеседник, устраиваясь в кресле, - Именно. Сергей Петрович, - продолжил Неон слегка покровительственно, как ветеринар, успокаивающий животного перед уколом, - Вы мне определенно нравитесь, - он слегка оторвал спину от кресла и взглянул на Ковалева, будто скульптор, восхищенный собственным творением, - Нет, не надо округлять глаза в наивной любопытстве. Я вовсе не агент по продаже всякого ненужного барахла. Видите ли, я тоже немного скучаю.
- И вы хотите предложить скучать вместе? Занятно, - буркнул Ковалев и ушел в себя, хлопнув дверью рассудка. Неон не обратил на сей каприз никакого внимания, продолжая отпивать маленькими глоточками, что иногда казалось, будто он лишь промачивает тонкие губы, коньяк. А посему пришедший после определенного времени в себя или вынырнувший из закоулков тусклых грез Ковалев опять обнаружил присутствие постороннего и слегка поморщился. Но после длительного молчания (Неон не желал прерывать уединенное молчание хозяина, продолжая изыскание внутренности рюмки) пришедший в себя хозяин успокоился, а затем вообще стал рассматривать напротив сидящего как часть обстановки квартиры или завихрение собственной фантазии, ведь иногда в голову приходит черт знает что.
- Вам не кажется, что равновесие почти синоним равнодушию, - начал лепить Ковалев осмысленную речь из зевков.
- Смотря, в каком виде брать, - с видом оценщика прокомментировал гость.
- Говорят, что равнодушный, не делая ничего, автоматически встает на сторону зла, - продолжил, сражаясь с зевками, Ковалев.
- Милейший, с какой стороны посмотреть. Ведь говоривший подобное автоматически зачисляет себя к служителям Света. О это легкомысленное бросание словами. Иногда в разговоре даже не задумываются о смысловой нагрузке фраз, бросаемых в воздух. Но если вы на другой стороне, все может показаться иначе.
- А помните, - Ковалев мечтательно вскинул глаза, - Еще в Библии говорится, не помню, правда как там точно, что лучше быть горячим или холодным, чем теплым.
- Ну не скажите. Если вы понимаете равнодушие как равновесие, то это – сдерживающий барьер, преграда, контролирующая добро и зло, жар и холод, сон и явь.
- Но и у весов тоже бывают колебания.
- Если одна из чаш тяжелей, - Неон продолжал насмешливо посматривать на Ковалева, рассеянно глотавшего зевки.
- И вы полагаете, что сие равновесие присутствует даже в человеке, - неизвестно как вывел Ковалев.
- Конечно. Человек различает добро и зло, к какой бы стороне он ни принадлежал. Это тонкая пленочка, похожая на бензинную радугу на луже.
- А если человек равнодушен?
- Вот это уже интересно. Главное задаться вопросом, существуют ли у него понятия добра и зла и тому подобное или отсутствует. Если все же сии понятия наличествуют, то тут и говорить особенно нечего. Иногда еще бывает временное равнодушие – отупение. Но это тоже можно не рассматривать. А вот если человек равнодушен (или равновесен) абсолютно, то это явление некоторые называют уникальным, хотя я бы так не сказал.
- Неон, какое все-таки у вас странное имя, - как будто в прострации произнес Ковалев, - Неон. Или не он.
- Сергей Петрович, может быть, вы уже поняли раньше все это или скорее прочувствовали раньше, чем осознали. Да, называйте меня как хотите, все равно по замыслу (не будем в суе упоминать имена) ход разоблачения был за вами. Меня всегда называют по-разному. Ангелом или бесом (а иногда и эльфом) Равновесия, - и Неон чуть склонил голову.
- Но зачем? – вопрос встал костью в горле.
- Сергей Петрович, право не разочаровывайте меня.
- И что же? – Ковалев сморщился.
- А разве вам есть разница? Ведь все, что я ни сделаю по отношению к вашему телу или душе, будет вам все равно, - и Неон вперил в него глаза дулом пистолета.

На следующий день Ковалев был найден в своей квартире с маленькой дырочкой в голове. «Странно», - подумал инспектор, - «Ничего не украли. И все сделано так, будто кто-то старался не запачкать квартиру. Наверное, заказное убийство».